О Тышлере с любовью, восхищением и теплотой
Ахмадулина, Б. Рукописи, машинописи. Лот из пяти предметов. М., 1980-1990.
1. Милый, великий Тышлер. Рукопись. 1980. [5] л. 30,3×21,3 см. В отличном состоянии. «...Я ведь в окончательную смерть не верю — не в том смысле, что собираюсь уцелеть, быть, еще раз быть, сбыться вновь, иначе. Смерть — подробность жизни, очень важная для живущего и жившего, для тех, кто будет и не будет вживе. Что и как сбылось — так будет и сбудется, но я не об этом, Александр Григорьевич... У Александра Григорьевича Тышлера была чудная ребячливая улыбка, вернее: усмешка чудного ребенка, доброго, не лукавого, но не простоватого, претерпевшего положенный опыт многознания. Простодушно, но не простоумно, с превосходством детской хитрецы взирал он на события жизни, на гостей — я среди них видела только почитателей его, но до и без меня, он знал, видел и понимал, чему он приходится современником, жертвенным соучастником...». 2. Дитя Тышлер. Рукопись. 1980. 7 л. 30,3×21,3 см. В отличном состоянии. «„Поэзия должна быть глуповата“, — Пушкин не нам это писал, но мы, развязные читатели писем, — прочли. Что это значит? Ум — да, но не умственность суть родители и созидатели искусства. Где в существе человека помещается и умещается его талант, его гений? Много надобно всемирного простора. Но все-таки, это соотнесено с головой и с тем, что — над головой, выше главы, выше всего. Тышлер — так рисовал, так жил. Всегда — что-то на голове: кораблики ли, театрики ли, города, анти-корриды, женщины, не известные нам до Тышлера... Я от Тышлера глаз не могла отвести. Я — таких не видела прежде. Это был — многоопытный, многоскорбный ребенок. Он говорил — я как бы слышала и понимала, но я смотрела на него, этого было с избытком достаточно...».Александр Григорьевич Тышлер (1898-1980) — советский живописец, график и театральный художник, скульптор.3-5. Памяти Венедикта Ерофеева; Предисловие к подборке стихотворений В. Зубаревой; Предисловие к книге И. Дадашидзе «Ревность по дому» (Тбилиси: Мерани, 1982). Машинописи. 1982-1990. [3] л. 30,3×21,3 см. В отличном состоянии. «Слова заупокойной службы утешительны: „...вся прегрешения вольныя и невольныя... раба Твоего... новопреставленного Венедикта“... Не могу, нет мне утешения. Не учили, что ли, как следует учить, не умею утешиться. И нет таких науки, научения, опыта — утешающих. Наущение есть, слушаю, слушаюсь, следую ему. Себя и других людей утешаю: Венедикт Васильевич Ерофеев, Веничка Ерофеев, прожил жизнь и смерть, как следует всем, но дано лишь ему...».